После того, как в стране завершились парламентские выборы, в обществе снова заговорили о совершенствовании избирательного законодательства. В Госдуму уже внесен законопроект, который подразумевает проведение второго тура на выборах по одномандатным округам. Это не первый случай, когда власть пытается перекроить избирательную модель на свой вкус, отметил член Совета Федерации, научный руководитель Учебно-ночного центра государственного строительства и подготовки управленческих кадров МГУ им. Ломоносова, кандидат философских наук Олег Морозов на Всероссийской ночной конференции Российской ассоциации политической науки (РАПН), передает корреспондент «ФедералПресс». Эксперт предлагает вспомнить, как менялась система выборов и политическое мышление простых россиян.
В публичном пространстве [по итогам парламентских выборов] опять возникает предложение опять все поменять. Парадокс состоит в том, что о необходимости очередной радикальной революции в нашем избирательном законодательстве, избирательном процессе, говорят, как правило те, кто недавно сетовал на то, что эти правила постоянно меняются. Партии или политические игроки выходят в политический процесс и вдруг выясняется, что я хочу в футбол играть, а мне предлагают в шахматы.
Напомню, что мы реформируем нашу избирательную систему 23 года, начиная с 1991 года. И что интересно, что тогда, в начале 90-х, конкурировали только две модели избирательного процесса. Первая модель, которая была предложена Ельциным в его указе 1993 года. Первая модель родилась, прямо скажем, в революционной ситуации известного октябрьского конфликта. Она была предложена как некие рамочные условия, закона как такового не было и выборы проходили поэтому процедуре. Была предложена смешанная модель, в норме конституции были прописаны 450 депутатов [избирались] половина по спискам, половина по округам, [был установлен] пятипроцентный барьер [для прохождения в парламент]. Обращу внимание на то, что массовое общественное сознание эти выборы приняло абсолютно спокойно. Если в политическом классе еще были некие конфликтные вспышки, но это волнение было наверху, а внизу было совершенно спокойно – никто не ставил под сомнение результаты этих выборов, нектоне говори о том, что процедуры какие-то неправильны. Хотя на самом деле никакого эффективного гражданского или прописанного законом контроля за процедурой этих выборов не существовало, равно как и на выборах 1995 и 1996 года.
Вторая предложенная модель неожиданно возникла в 1996 году, когда в Думу президент внес закон о переходе на стопроцентную мажоритарную, двухтуровую систему. Эта модель не была поддержана. Можно спорить, почему ее неподдержанный как крупные партии (такие как КПРФ), так и малые партии (такие как «Яблоко»). Это предложение не прошло и так и забылось.
До начала 2000 годов модель перехода на стопроцентно пропорциональную систему вообще практически не обсуждалась и не рассматривалась как потенциально возможная. И когда она появилась после выборов 2003 года (которые были последними выборами по смешанной системе), то ее стали объяснять: нужно было закончить чехарду с партийным строительством и перейти к нормальным цивилизованным, долгоиграющим идеологическим и политическим партиям. И тогда казалось, что переход на пропорциональную систему решит эту задачу.
Так и получилось: пространство сжалось до практически семи политических игроков, которые получили право участвовать в федеральной избирательной кампании, а пространство думское сжалось до четырех политических партий. Я сейчас даже не хочу оценивать это в категориях «хорошо» или «плохо», я констатирую факт. Но была вторая, теневая сторона этой идеи о том, что тем, кто так или иначе настраивал избирательные процедуры казалось, что стопроцентная пропорциональная система гораздо удобнее, поскольку управлять избирательным процессом в этом случае удобнее. Удобнее управлять будущей Думой, которая сформируется по итогам этих выборов. Была такая иллюзия, она прожила совсем недолго и благополучно оказалась в состоянии глубочайшего политического кризиса в 2011 году.
[В результате выборов 2011 года] выяснилось, что модель и вся избирательная процедура совершенно наработает на главную задачу – избиратель не понимает, как его голос, как его участие в выборах отражается на итогах, которые обнародовал Центризбирком. Понадобилась очередная достаточно серьезная и глубокая пятилетняя надстройка нашей избирательной системы, чтобы прийти к выборам 2016 года.
[...]Мне представляется, что нам нужно закончить процесс перманентного реформирования нашего избирательного законодательства, чтобы поставить точку и пожить в этой законодательной избирательной процедуре. Ее нужно апробировать на практике, провести не один и моет быть даже недра избирательных цикла для того чтобы до конца отработать эту модель. С моей отошли зрения (и как практика, и как теоретика) все-таки смешанная модель наиболее оптимальна для такой федеративной страны как Россия.
[...] У меня очень простой прогноз: не нужно ничего менять. Будет естественный процесс сокращения количества игроков до оптимального [уровня]. Поэтому главный мой вывод: наше избирательное законодательство нуждается в тонкой настройке, в уточнении норм и процедур с одной главной целью сделать эти выборы еще более транспарентными, более подконтрольными институтам гражданского общества, максимально исключить возможность стороннего влияния на выборный процесс. Это влияние нужно минимизировать чтобы и политические партии, и избиратель доверяли этому результату».
2016ФедеральныеФедеральный уровень
